Полицейский страдальчески простонал и повел Аннику в палату Трех корон.
«Влипла, — подумала Анника. — Как, черт возьми, мне выбраться отсюда?»
Главный редактор Андерс Шюман удобно устроился рядом с женой на диване в гостиной, чтобы посмотреть новый фильм Альмодовара, когда позвонил ночной редактор.
— На нобелевском банкете была стрельба, — сообщил Янссон. — Пять человек получили ранения, но мы не знаем, живы они или нет.
Андерс Шюман тупо смотрел, как жена нажимает на пульте кнопки, тщетно пытаясь найти нужные субтитры.
— Жми круглую кнопку, — сказал Андерс и показал ее жене. Смысл сказанного Янссоном еще не вполне до него дошел.
— На месте Анника Бенгтзон и Ульф Ольссон из отдела фотографий, — продолжал Янссон. — Я не могу с ними связаться, сеть перегружена.
— Повтори еще раз, — тихо попросил Шюман.
— Сеть перегружена. Из ратуши пытаются одновременно звонить тысяча триста человек, сеть не справляется.
— Кто мог стрелять на нобелевском банкете?
У жены округлились глаза, и она уронила пульт на пол.
— Были ранены охранники, о других жертвах мы ничего не знаем. «Скорая» с сиренами увезла всех в госпиталь Святого Ёрана.
— Черт! — Шюман выпрямился. — Когда это случилось?
Он посмотрел на часы — было десять часов пятьдесят семь минут.
— Десять, самое большее, пятнадцать минут назад.
— Кто-то убит? — спросила жена, но Шюман шикнул на нее.
— Это какое-то сумасшествие, — ответил он. — Чем занята полиция? Они кого-нибудь арестовали? Где стреляли? В Синем зале? Где были король и королева? В этом здании вообще есть охрана?
Жена погладила Шюмана по спине, стараясь успокоить.
— Полиция оцепила ратушу, — продолжал Янссон, — никто не может ни войти, ни выйти. Сейчас они начнут допрашивать людей и постепенно их выпускать. Думаю, через полчаса — час у нас появятся свидетели. Мы не знаем, задержали кого-нибудь или нет, но просеют они множество людей.
— Что происходит в городе?
— Остановлены все поезда, дороги блокированы, но самолеты из Арланды продолжают вылетать. Сегодня осталось всего несколько вечерних рейсов. На Центральном вокзале многолюдно, много народу скопилось на автострадах.
Жена чмокнула Андерса в щеку, встала и вышла из гостиной. Нервическим женщинам Педро Альмодовара придется подождать до лучших времен.
— Что говорит полиция? — спросил Андерс Шюман. — Терроризм, экстремизм, какие-то версии, чьи-то угрозы?
— Полиция объявила, что будет пресс-конференция, но не раньше часа ночи…
В трубке было слышно, как кто-то окликнул Янссона, и он на мгновение отвлекся.
— Ну вот, — сказал он, снова взяв трубку, — здесь такая суета. Надо быстро принять решение: можно ли добавить несколько страниц? не придержать ли часть рекламы? кто должен написать основную статью?
На улице стоял ночной зимний мрак. Шюман смотрел на свое отражение, слыша, как жена на кухне открыла кран.
«Старею, — подумалось Шюману. — С большим удовольствием я провел бы вечер в обществе Антонио Бандераса и Кармен Мауры».
— Я скоро буду, — сказал главный редактор.
Янссон, не ответив, положил трубку.
Жена стояла у стола и заваривала чай. Он положил ей руки на плечи, и она, обернувшись, поцеловала его.
— Кого убили? — спросила она.
— Не знаю, — прошептал он в ответ.
— Разбуди меня, когда вернешься, — попросила она.
Он кивнул и прикоснулся губами к ее шее.
Кошечка переключила передачу и осторожно прибавила газу. Мотоцикл обнадеживающе взревел, свет фары заплясал по гравию дорожки.
Все получилось как-то очень легко.
Она знала, что чувство собственного превосходства — опасное чувство, которое в любой момент может сыграть с ней злую шутку.
Но теперь никаких трудностей больше не будет. Все остальное не труднее и не опаснее, чем прогулка по парку.
Сама работа была, конечно, вызовом, и именно опасность привлекала Кошечку к этой работе. Проверив условия и проведя рекогносцировку, она поняла, что дело будет нетрудным, но не стала говорить об этом заказчику. Когда шли переговоры, предполагалось, что дело будет очень трудным и опасным, а значит, и оплата высокой.
«Ну да ладно, — подумала она. — Вы хотели, чтобы все было живописно и захватывающе? Надеюсь, вам понравится».
Она свернула на узкую велосипедную дорожку. Ветка хлестнула по шлему. Было темно, как в могиле. Стокгольм часто представляют себе как большой столичный город, с бурлящей ночной жизнью и отлично поставленной службой безопасности. Неправда, все это — смехотворное преувеличение. Стоит выйти за пределы центра города, как попадаешь в сплошные рощицы и перелески. Наверное, ее и напарника, ехавшего на другом мотоцикле, заметила одинокая пара, прогуливавшаяся по леску с собакой, но после них она не встретила ни единой живой души.
Большой город, презрительно подумала Кошечка, проезжая мимо брошенного лагеря.
Она поежилась. Толстая куртка не согрела ее; во время путешествия на лодке в вечернем платье Кошечка промерзла до костей.
Теперь этот шелковый наряд покоится на дне озера вместе с сумкой и восемью кирпичами. Сумка была сетчатой, сквозь нее проникнет вода и смоет весь биологический материал с вещей. У нее еще оставался пистолет, одна туфля и сотовый телефон. От них она избавится посреди Балтийского моря.
Досадно, что она потеряла туфлю, очень досадно.