Андерс Шюман почувствовал почти физическое облегчение — все прошло гораздо лучше, чем он предполагал.
— С сохранением содержания и с доступом в архив и базы данных, — согласился он, — но без такси.
Анника пожала плечами и бросила на стол шоколадку.
— Я могу идти домой?
Анника сидела на своем стуле, застыв как статуя, когда шеф вышел и затворил за собой дверь.
«Черт, — подумала Анника, — не ожидала, что он это сделает. Не думала, что у него хватит духу вытащить меня из холодильника и сунуть в морозилку, с глаз долой. Но он это сделал, он на это решился».
Она сидела на стуле, чувствуя, что падает. Это было привычное ощущение, предшествовавшее обычно панической атаке и пению ангелов. Но, к удивлению Анники, ничего не случилось — она не упала в обморок, и ангелы молчали.
На самом деле это будет громадным облегчением — уйти отсюда на какое-то время, но тут же ей стало грустно. Она выпадет из контекста, потеряет жизненно необходимое чувство принадлежности к коллективу, принадлежности к сообществу.
Можно найти другой дом, подумала она, понимая, что вот-вот расплачется. Она собрала в кулак волю, высморкалась в старую салфетку и подавила недостойную жалость к собственной персоне.
Она вошла в компьютер и стала просматривать файлы и папки. Все, что ей могло понадобиться, она отсылала в свой архив по адресу annika-bengtzon@hotmail.com.
— Что хотел от тебя Шюман?
В приоткрытую дверь просунулась голова Берит.
— Он отправил меня в бессрочный отпуск, — ответила Анника, тяжело вздохнув. — Хочет, чтобы я посидела дома, пока не уляжется этот скандал с терактом на банкете.
Берит вошла в комнатку и закрыла за собой дверь.
— Он объяснил причину?
— Он сказал, что вы, все остальные, чувствуете себя скованными, пока я нахожусь в редакции, — ответила Анника, изо всех сил стараясь скрыть горечь.
— Это всего лишь повод, — сказала Берит, — и ты это прекрасно знаешь. На каких условиях он отправил тебя в ссылку?
Анника снова вздохнула, и этот вздох больше походил на рыдание.
— Он отправил меня в оплачиваемый отпуск с сохранением доступа к архивам. И знаешь что? — Анника слабо улыбнулась. — Мне кажется, что это не так уж плохо. Я ничего не имею против того, чтобы немного отдохнуть. Весной мы переезжаем в Юрсхольм, я смогу спокойно собраться, организовать переезд, я смогу поработать над интересными материалами, не испытывая никакого давления. Это же неплохо, правда?
Берит улыбнулась подруге.
— Конечно, — сказала она.
— И знаешь, что еще? — заговорила Анника. — Деньги — очень полезная вещь. Я понимаю, что теперь вообще могу не работать, если захочу. Я могу сдать все свои архивные записи и заняться чем-то абсолютно другим — например, поступить в университет и изучить право или, скажем, русский язык.
Берит была единственным человеком, знавшим, сколько получит Анника. Точную сумму не знали даже Томас и Анна Снапхане.
— Тебе надо чем-то заниматься, — сказала Берит, — иначе ты сойдешь с ума.
— Кроме того, Томас, кажется, переходит на новую работу, — сказала Анника, — так что видеть его я буду еще реже, чем раньше. Он так преисполнился собственной важности, что того и гляди лопнет…
— Почему? — спросила Берит, потянувшись к плитке шоколада.
— Ты знаешь, что он работает с тем проектом о безопасности политиков совместно с Земельным советом и Министерством юстиции? Сейчас поговаривают о том, что он входит в группу разработки нового законодательства, регулирующего прослушивание телефонных разговоров, для Министерства юстиции. Не знаю, что из этого выйдет, но он уже развлекает всех наших знакомых историями о важности нового законодательства. Послушала бы ты, что он вещал в доме своих родителей в субботу.
Берит покачала головой:
— По всем признакам нам грозят весьма неаппетитные законы. Не хочешь пообедать сегодня перед уходом? Все-таки это будет наш последний обед в этом году.
— Сейчас, мне надо проверить, все ли я отправила..
Она просмотрела последние папки, отослала домой некоторые материалы о расследовании одного старого дела об убийстве и выключила компьютер. Порывшись в ящиках письменного стола, она вдруг поняла, что не хочет ничего отсюда брать.
Анника встала и подняла с пола сумку.
— Ну что ж, теперь моя очередь, — сказала она.
Дверь правительственного здания на площади Розенбад не открывалась, наверное, замерзла на холоде. Томас легонько потянул за медную ручку, украшенную тремя коронами, но дверь не поддалась. Он огляделся — не смотрят ли на него, потянул сильнее, и дверь открылась.
— Оп-па, — произнес он, поняв, как глупо прозвучало это восклицание, и вошел в здание.
Грязные ботинки оставляли мокрые бурые следы на белом мраморном полу. Он тщетно попытался их вытереть, прежде чем пройти сквозь вращающиеся двери.
Белая мраморная лестница вела в белое фойе. Шаги гулко отдавались под сводчатым потолком. Сердце было готово выскочить из груди, ладони противно вспотели.
Семь лет он ходил мимо здания секретариата кабинета министров, пока работал в Ассоциации местного самоуправления на Хорнсгатан. Семь лет он смотрел на этот бежевый фасад, уносясь мыслями в недоступную высь: каково работать в этом доме? каково каждый день приходить в построенный архитектором Фердинандом Бубергом дворец в стиле модерн? каково ощущать себя винтиком в машине власти?