Она обернулась и посмотрела на Аннику.
— С ума сойти, как быстро летит время, не так ли?
Анника кивнула.
— Каролина была самой молодой из нас, — сказала Биргитта Ларсен. — Она всегда была самой молодой.
— Из этого я могу заключить, что она была очень талантлива, — сказала Анника.
Биргитта села за маленький боковой столик.
— Да, она была талантливой и успешной, можно сказать и так, — устало произнесла Биргитта Ларсен. — Каролина стала одним из самых выдающихся иммунологов Европы в восьмидесятые годы, хотя в Швеции этого до сих пор многие не понимают.
— Какими исследованиями она занималась?
— Она совершила прорыв после публикации статьи в «Сайенс» в октябре 1986 года. Эта статья вызвала большой резонанс во всем научном сообществе. Она развила результаты Худа и Тонегавы, открывших и выделивших гены иммуноглобулинов.
Биргитта Ларсен внимательно посмотрела на Аннику, стараясь понять, дошла ли до нее суть.
— Речь идет о рецепторах Т-клеток, — пояснила женщина, — за которые Тонегава получил Нобелевскую премию.
Анника кивнула, хотя не поняла ни слова и написала: «худ тонегава иммуноглобулиновые рецепторы т-клеток».
— Вы оставались хорошими подругами?
Биргитта Ларсен перевела взгляд на «Зеркало». Анника заметила, что глаза женщины снова наполнились слезами. Биргитта достала из кармана платок.
— Да, всегда. Думаю, я знаю ее лучше, чем кто-либо другой.
Анника скосила взгляд на блокнот и поняла, что пути назад нет, что надо продолжать спрашивать и выудить из Ларсен всю информацию, какую может дать плачущая потрясенная женщина.
— Каким она была человеком?
Биргитта Ларсен вдруг рассмеялась.
— Тщеславным, — громко произнесла она. — Девичья фамилия Каролины Андерссон, фон Беринг — это фамилия ее первого мужа, и она сохранила ее, когда вышла замуж за Кнута. Фамилия Яльмарссон не откроет вам ни одной двери в медицинском мире, но фон Беринг… Ха! Она была просто счастлива, так как все думали, что она родственница старика Эмиля. Того, который открыл сыворотку и вакцину.
Анника кивнула. Это она знала.
— Детей у нее не было, это вам, конечно, тоже известно, — продолжала Биргитта. — Нет, Кари ничего не имела против детей, она была бы счастлива их иметь, но их не было, и думаю, это ее не сильно огорчало. Это звучит странно, да?
Анника тяжело вздохнула, подбирая слова для ответа, но профессор заговорила снова:
— Кари жила своей работой, она была истинной феминисткой. Она всегда старалась продвигать талантливых женщин, хотя и не афишировала это. Если бы она это делала, то никогда в жизни не стала бы председателем Нобелевского комитета — вы же понимаете?
Анника снова безмолвно кивнула.
— Это очень трудно — всегда стоять за женщин, но не иметь возможности открыто драться за их права, так как если бы Кари на это решилась, то поставила бы под угрозу свою карьеру, а этого она не могла допустить ни при каких обстоятельствах. Она была более ценной для науки как пример исследователя, а не как борец. Думаю, что с этим согласилось бы большинство людей…
Биргитта Ларсен замолчала и посмотрела в окно. На улице между тем стало совсем темно.
— Как воспринимала Каролина критику решения о присуждении премии Визелю и Уотсону?
Профессор ответила бесцветным тоном:
— Кари изо всех сил боролась за присуждение премии этой работе. Она понимала, что Нобелевской ассамблее придется жарко, но настаивала на этом решении невзирая ни на что.
— Вы не думаете, что это покушение как-то связано с присуждением премии?
Биргитта Ларсен посмотрела на Аннику так, словно увидела ее впервые.
— Что вы сказали? — спросила она. Лицо ее стало непроницаемо суровым.
Анника ощутила неловкость и с трудом сглотнула слюну.
— Или вы думаете, что это была чистая случайность? Может быть, мишенью был Визель, а Каролина просто оказалась в неудачном месте в неудачное время?
Профессор резко поднялась и уставилась на Аннику.
— Мне не нравятся ваши инсинуации, — резко произнесла она. В глазах Биргитты снова блеснули слезы. — Вам лучше уйти.
— Что я сказала не так? — удивленно спросила Анника. — Я чем-то вас расстроила?
— Пожалуйста, покиньте здание!
Анника положила блокнот в сумку.
— Спасибо за то, что уделили мне время, — сказала она, но женщина, не оборачиваясь, продолжала упрямо смотреть в окно.
Снегопад прекратился, похолодало.
У Анники совершенно окоченели ноги, когда наконец подъехало такси.
— «Квельспрессен»? — спросил шофер, когда она назвала адрес. — Знаете, мне думается, что вы пишете в своей газете много всякой ерунды. Как на телевидении — голые девки и жулики-политики. Я ее не читаю.
— Откуда вы тогда знаете, что в ней пишут? — устало поинтересовалась Анника, доставая из сумки сотовый телефон.
— Ну, я просто знаю, что там пишут всякую ерунду про мусульман, о насилиях и взрывах…
Этот человек сам был иммигрантом. Об этом свидетельствовал его сильный акцент.
— Вчера мы напечатали статью, где говорилось о том, что большинство мусульманских ученых высказываются в пользу работ со стволовыми клетками, ибо Коран учит, что эти исследования сулят благодеяние человечеству, — солгала Анника. — Вы не уменьшите громкость радио, чтобы я могла поговорить по телефону?
Шофер выключил приемник и не произнес больше ни слова.